На следующий день, в полдень, в камеру вошли два конвоира и велели Доре и Иде собираться на выход с вещами. Опять завели в то же помещение, куда привезли из Полицейской управы. Там они встретили своих бывших сокамерниц.

Собралось около пятидесяти женщин, многие были с детьми. Никто из них не выказывал никакого волнения. Перевозка в другое место стала уже привычной. Почти все были уверены, что их повезут на станцию для отправки. Однако настораживало, что личные вещи приказали оставить на скамье и налегке загружаться в машину. Вещи пообещали доставить к месту назначения позже. Вначале все усаживались на дощатый пол кузова. Дора с мамой сидели рядышком, прижавшись друг к другу:

 - Дорочка, - тихо сказала Ида. – Ты даже не представляешь себе, какая ты счастливица.

Дора вопросительно взглянула на неё.

 - Да, Дора. Я могу повторить тебе ещё раз, - и не дожидаясь от неё ответа тихо произнесла, - Бог дал тебе радость увидеть перед смертью своего самого младшенького ребёночка и даже покормить его. Не каждому это дано. И, недожидаясь от неё возражений, добавила, - я тоже счастливая. Мне Бог дал счастье умереть на руках моей единственной дочери.

Дора не шутку испугалась:

 - Мамулечка, что ты такое говоришь? Какая смерть? Ты же видишь, - нас повезут на станцию, для отправки в Германию? Ты же сама мне об этом постоянно говорила, а я тебе ещё и не верила! Теперь я и сама вижу, что я ошибалась. Мы там устроимся, а потом, когда всё это закончится,  будем опять жить все вместе.

 - Нет, Дора, твёрдо сказала Ида. – Уже меньше чем через полчаса мы будем с тобой вместе НАВСЕГДА.

 - Мамочка, - в отчаянии произнесла шёпотом Дора, - ты так верила, что нас увезут в Германию, что немцы – это цивилизаванная нация!

 - Я в это никогда не верила. Я старая, многое пережившая и перевидевшая еврейка. Я прекрасно знала ещё с тех пор, что нас ожидает, когда появились первые приказы. Просто, я не хотела волновать тебя и Володю. Я – мать.

После того, что мама ей сказала Дора поняла, что теперь они обе находятся в одинаковом положении. И она и мама знают, что скоро умрут. Дора начала торопливо тихонько говорить маме, как она, побывав дома, через бабушку Нину передала для Володи сообщение о вывозе детей.

 - Значит, дети будут в безопасности? – спросила Ида и глаза у ней заблестели.

 - Я верю, что будут, - уверенно ответила Дора.

Но, вспомнив, как она просила Бога помочь детям, уверенно сказала:

 - Я думаю, что они уже в Ядловке.

*     *     *

Люди постоянно прибывали, и сидеть на полу уже было невозможно. Все встали, давая место прибывшим.

К концу загрузки их так утрамбовали, что пришлось стоять тесно, прижавшись, друг к другу.

 - Теперь понятно, почему нам не разрешили брать вещи. Куда бы мы их дели? И так тесно, что повернуться невозможно, - рассудительно сказала какая-то женщина.

А другая её поддержала обнадёживающим тоном:

 - Ничего, в тесноте, да не в обиде. До станции ехать совсем-то недолго. Как-нибудь потерпим, а там уже будет лучше.

После погрузки дверь машины плотно закрыли. В кузове сразу стало темно. Маленькая лампочка над кабиной, почти не давала света. Натужно взвыл мощный двигатель и грузовик, покачиваясь на мелких ухабах, выехал за ворота. С первых же метров движения в машине стало тяжело дышать. Воздуха не хватало. Чувствовалось отсутствие вентиляции. Оцинкованные стены кузова покрылись влагой. С потолка на женщин капали тяжёлые капли. Поднялась паника. Женщины начали кричали и звали на помощ, стали задыхаться. Движение  машины ещё больше усугубило давку. Дора и мама крепко держали друг друга за руки. Вдруг Дора почувствовала, что рука мамы ослабла, и она, вероятно упала бы, но её удерживали плотно стоящие вокруг них людские тела. Дора пощупала пульс у неё на шее и с ужасом обнаружила, что он не прослушивается. Мамино сердце не выдержало. Её тело начало медленно проседать вниз. Дора попыталась её удержать, но сил у неё уже не хватоло. Всё, что теперь занимало её мысль, - это хотя бы глоток воздуха.

Люди давили друг друга, пытаясь выбраться из плотной массы тел, тянулись вверх, к потолку, вроде бы там было какое-то спасение. Безжизненное тело мамы затоптали ногами. Дора попыталась присесть. Ей это удалось. Здесь, среди бесчисленных ног, было даже посвободней. Но воздуха тоже не хватало. Кто-то наступил ей на руку. Чья-то нога оказазась у неё на спине. Возражать или что-то говорить уже не было сил. Она начала задыхаться. Вдруг что-то звонко щёлкнуло под днищем машины, и будка начала заполняться газом из выхлопной трубы.

Дора почувствовала, как куда-то далеко отступили душераздирающие крики женщин, мелькнули перед глазами муж, дети. Из её горла вырывался булькающий хрип. Внутри у неё всё сжалось. Каждая её клеточка требовала воздуха, хоть немного, хотя бы один вдох! Но его не было. Последнее, что она подумала: что фашистам так и не удалось маму убить. Она умерла своей смертью. Старая, больная женщина смогла их дважды победить!

И тут же перед затухающим сознанием Доры возникла мама. Она парила в воздухе, улыбалась и протягивала дочке руки, как бы звала её к себе. В горле Доры остановился твёрдый комок. Сознание помутилось и навсегда померкло. Её мысли прервались, и она полетела на зов матери, на её улыбку, к её протянутым рукам.

В Бабий Яр грузовик привёз уже трупы, сбитые в плотную массу. Осталось только выгрузить. Заключённые Сырецкого лагеря для военнопленных, доставленные сюда специально для такой работы, железными крючьями вытаскивали тела и сбрасывали их в глубокий ров. Вечером их тоже расстреляют и сбросят туда же. А завтра привезут новых.

Для убийбства женщин и детей палачам даже пули не понадобились. После этого больше никто Дорочку и бабушку Иду не видел. Сгинули они в диких бурьянах зловещего Бабьего Яра. Замордовали их аспиды проклятые. Куда прийти помянуть их и поплакать? Кто скажет детям, где их могилки? Не нашлось для них места для последнего упокоения на этой земле. Кто ответит за эту бойню?

«Се гряду скоро. Мне отмщение и Аз воздам». (Евангелие)

*      *     *

Несмотря на ревностность и старательность дворника  в выявлении скрывающихся от ареста евреев, ему так и не досталось Дорочкино пианино. Помешал ему ранее изданный приказ «… о неприкосновенности имущества арестованных». Иуда не получил своих тридцати сребреников за предательство. Только в отличие от библейского Иуды, совесть его не мучила. У дворника её давно уже не было, поэтому ему даже не понадобилось искать осину, для её успокоения. Божье возмездие всё-таки настигло его. Запил паскуда с горя, что не заполучил музыкальный инструмент за предательство. Не рассчитал дозу выпитого, перепил. Упал в пьяном угаре и захлебнулся блевотиной, да так и околел на морозе. Нашли его только через месяц, после оттепели, под старым, покосившимся забором, замёрзшего, с обглоданным одичавшими собаками лицом и руками. Забросили в труповозку и вывезли куда-то в скотомогильник, где хоронили неопознанных, чтобы не отравлял воздух своим смрадом.

 

 

Продолжение Следует

Сергей Горбовец

 

Изображение:German Federal Archives источник.