Наступил декабрь. Скрылись под снегом уродливые шрамы взорванных домов. Улицы никто не чистил. Посредине были протоптаны дюдьми узкие дорожки, по которым пробегали по своим делам редкие прохожие.

Время тянулось медленно. Город опустел. Редкие прохожие спешили закончить свои дела до комендантского часа и незаметно проскользнуть по улицам, покрытым битым кирпичом и мусором. Стараясь не попадаться на глаза патрулям, они осторожно пробирались по улочкам и проходными дворами. При первой же опасности ныряли в подворотни и переулки и прятались там, избегая выходить на открытые места и площади.

Круглосуточно немцы и полицаи настырно и скурупулёзно продолжали по доносам и домовым книгам выслеживать евреев, уклонившихся от явки по приказу. Отлавливали их и вывозили в Бабий Яр на уничтожение. Все основные улицы были перекрыты. На перекрёстках были установлены шлагбаумы и форпосты. На базарах, единственных источниках, где можно было ещё что-то купить или обменять что-нибудь на продукты, устраивались неожиданные облавы и проверки документов. Людей, как скот, заталкивали прикладами в грузовики и вывозили или в Германию или на уничтожение в Бабий Яр.

Ида и Дора безвылазно сидели у бабушки Нины в комнате, готовые в любой момент забраться на антресоль. Самого маленького, годовалого Семёнчика, Дора кормила грудью. Володя, как мог, занимался детьми. Школы не работали и ему в этом нелёгком деле помогала старшенькая Лиза. Она читала Антоше и Кольке детские книги, пытаясь научить их освоить азбуку. Они с удовольствием слушали её чтение, рассматривали картинки, но от обучения увиливали. Видно, что для освоения науки они ещё не доросли. Больше всего мальчики любили возиться со своими игрушками. Ничего другого для них не существовало. Они потихоньку пыхтели, вырывая друг у друга почему-то обязательно понравившуюся обоим игрушку. Если возня угрожала перейти в драку, Володя подходил к ним и молча рассаживал их в коридоре на разные сундуки. Вскоре мир между ними восстанавливался. Было бы так и у взрослых!

А взрослые, о чём бы ни говорили, но всякий разговор начинался и заканчивался одним – Бабий Яр.

Никто не беспокоил, притаившуюся семью. Появилась слабая надежда на то, что всё потихоньку забудется и благополучно закончится.

Кто же мог знать, что дворнику их дома уже давно, ещё с довоенного времени, приглянулось Дорочкино пианино. Ему очень хотелось научиться играть на нём гопака. Особенно, как выпьет – ну, просто, невтерпёж! Долго ходил он кругами, высматривал и видно, всё-таки, что-то заметил через занавески. А может, как-то по другим приметам прознал, что в квартире кого-то прячут. Пошёл он, продажный, в полицию и очистил там свою иудовскую душонку, - мол, как же так, всех евреев забрали, а эти две остались. Непорядок, надо исправлять упущенное, подчищать! А там среагировали быстро.

Утром Володя открыл почтовый ящик и увидел внутри какой-то листочек. Взял он его в руки - и как змея ужалила! Это была повестка о добровольной явке завтра бабушки Иды и Доры в Полицейскую управу. В случае неповиновения их доставят под конвоем.

Не забыли и благополучно не кончилось! У зверей аппетит только разгорелся. Что было делать? Не явиться? Придут сюда, увидят детей и заберут вместе с ними. В повестке была указана дата - на завтра. О детях  ничего не сказано, значит, дети останутся дома с Володей. Собрались бедные женщины, посидели, поплакали. Покормили детей и уложили их спать.

 

*        *      *

 

Дору и бабушку Иду забрали, именно забрали, а не арестовали, в тот же день поздно вечером. Семья только собралась к столу на скудный ужин. Неожиданно в дверь загрохотали чем-то тяжёлым. Потребовали открыть немедленно, иначе пригрозили взломать замок. О том, чтобы спрятаться, не могло быть и речи. Хорошо, что уложили детей спать в комнате у бабушки Нины в маленьком чулане с окном во двор, строго приказав им не шуметь, а сами рассположились до утра у себя в комнате. Чего уж прятаться! Всё равно завтра утром пойдут в полицию.

Пришлось открывать. В коридор вошли, не здороваясь два полицая, наполнив воздух запахом сивухи и махорки. Старший из них, потёр остывшие руки, подышал на них и полез во внутренний карман шинели. Вытащил смятую бумажку, расправил её в руках:

- Которые тут будут, - он поднёс бумажку поближе к лампе и по слогам прочитал, - Лорман Дора и Лорман Ида?

Дора, в душе давно уже ожидавшая этого часа, встала и произнесла спокойным голосом:

- Я Лорман Дора.

Ида, изменившись в лице от страха, сгорбилась и чуть слышно прошептала:

- Я, Лорман Ида, её мама, - показывая на Дору, вроде это могло что-то изменить.

- Собирайтесь, пойдёте с нами, - хриплым, с перепоя голосом, сказал старший.

Володя резко вскочил из-за стола, чуть не задев головой висящую над столом керосиновую лампу:

 - Кто вы такие? Вы даже не представились.

- А вам шо, не видно? – показал пальцем на нарукавную повязку старший полицай. – Ну, шо за люди? А ещё интеллигенция.

 - За что и на каком основании вы врываетесь ночью в дом и хотите их арестовать? Они что, преступницы? Вы не имеете права! Мы только сегодня получили повестки и завтра утром, как там указано, собирались явиться по указанному адресу.

 - А мы специально пришли сегодня вечером, а то бы завтра и след ваш простыл, - злобно сказал старший. - Уже один раз вам было сообщено приказом на каждом углу, так вы не явились. Это вам не то, что было раньше. Новая власть любит порядок.

 - Теперь пойдёте с почётом, под конвоем, - захихикал молодой.

Володя вспыхнул и хотел ещё что-то сказать, но Дора посмотрела на него и тихонько, но не терпящим возражения тоном, шепнула ему в ухо:

 - Володя, не надо. Здесь дети.

Володя сразу же сник. Обречённо опустил голову и сел. Дети, видно ещё даже не успели уснуть, сидели тихонько как мышки, чувствуя опасность.

Полицаи, игнорируя претензии какого-то умника-интеллигента, переглянулись между собой и засмеялись:

- Яке вам ещё треба основание, - вмешался молодой полицай, - вы приказ читали чи нет? Усе нормальные явреи пришли и уже давно…, - затем под взглядом старшего быстро замолчал и со злостью произнёс, – … вывезены в Германию. Пиво там пьют с колбасой. А тут, мать-перемать, таскайся за вами по ночам. Скажить спасибо, что ещё нас прислали. А еси б немцы? Тут бы на месте и расстреляли всих – злобно сказал молодой.

Старший, чтобы замять его оплошность, сказал:

- Оденьтесь потеплее, возьмите продуктов на три дня, документы, ценности. И побыстрее, - начал он сворачивать цигарку, как бы давая им возможность собраться за время выкуренной сигареты.

А что было собирать? Всё и так уже давно было собрано. Долгие проводы – лишние слёзы. Несмотря на все старания бабушки Нины спрятать обречённых, всё равно они ждали этого момента. Ведь из города уехать было невозможно. На всех дорогах, стояли заставы. Дора и Ида простились с Володей и бабушкой Ниной. Даже к детям не зашли, опасаясь выдать их присутствие в квартире. Так они и остались в чулане, не увидев в последний раз маму и бабушку.

Володя и бабушка Нина вышли проводить их. На улице, окутанной зимней непогодой, не было ни души. В сопровождении конвоя, бедные женщины, еле переставляя ноги в стоптанной обуви, плелись в окружении двух полицаев. За углом стояла подвода. Полицаи усадили женщин на неё и тронулись в путь. Спустя короткое время, падающий снег поглотил стук лошадиных подков и скрип телеги. Бабушка Нина и Володя стояли одинокие и подавленные настигшей бедой. Но надо было возвращаться в дом. Там их ждали дети. Ведь дома сейчас не было никого из взрослых.

 

 

Продолжение Следует

Сергей Горбовец