Как-то вечером в сентябре 1989 года на одном из занятий в ешиве раввин объявил: “На следующей неделе я приглашаю всех вас посетить особую церемонию в память о трагедии в Бабьем Яре. Это будет сорок восьмая годовщина того страшного события, и на церемонии будут присутствовать представители от правительства нашей страны, представители из Израиля и Соединенных Штатов.

Для нас будет отведено особое почетное место и я надеюсь, что все вы не откажетесь присутствовать там”. Конечно же, мы все сразу же дали свое согласие.

Хотя я никогда не был в Бабьем Яре, я все же слышал об ужасных событиях, некогда происшедших там.

В сентябре 1941 года, во время нацистской оккупации Киева, немцы сделали публичное объявление и, повелевающее всем евреям собраться в Бабьем Яру и развесили по всему городу плакаты с тем же приказанием. Проигнорировать его или не повиноваться ему было бы очень рискованно, и выполнение его контролировалось. Всем евреям было позволено принести с собой столько личных вещей, сколько они могли унести в руках. Таким образом,  утром 29 сентября 1941 года со всех концов Киева в направлении Бабьего Яра двигалось множество еврейских семей: дедушки и бабушки, отцы и матери, многие из которых катили детские коляски, и дети старшего возраста, помогающие нести семейные пожитки.

По мере подхода все новых и новых семей, нацисты выстраивали их в ряды. Линия собравшихся протянулась уже на семь километров. Медленно продвигаясь вперед, люди проходили через различные посты, где их постепенно освобождали от взятых вещей.  На первом посту им было приказано оставить чемоданы, на втором - пальто, часы и ювелирные украшения, и так далее на каждом посту. В конце концов, оставшиеся только в белье, они достигли последнего пункта, где их ожидали нацистские солдаты с ружьями наперевес. Группу за группой фашисты препровождали  людей к огромному оврагу, где расстреливали их и сбрасывали вниз. Это массовое убиение продолжалось в течение двух дней, и за это бремя было уничтожено сто тысяч еврейских мужчин, женщин и детей.

И вот теперь, спустя сорок восемь лет я, вместе с другими студентами ешивы, стоял в этом страшном месте. Впереди возвышался огромный монумент, воздвигнутый в память погибших. На высоком бетонном постаменте была представлена группа меаллических тел, переплетенных между собой в предсмертной агонии. Более всего меня поразила фигура молодой матери, со связанными за спиной руками, которая, приподнявшись над мертвыми и умирающими, пыталась грудью накормить своего младенца, лежащего тут же. Не в силах смотреть на этот монумент, я отвел глаза в сторону.

В тот же момент кто-то прикоснулся к моему плечу и что-то вложил мне в руку, тут же скрывшись. Я увидел у себя в руках книгу с названием Габрит Гахадаша¯. К тому времени я уже мог читать по-еврейски и перевел название: “Новый Завет”.  Отметив, что книга написана на современном иврите, я недоумевал, о каком новом завете она говорит. Однако, не имея времени читать ее теперь, я положил ее в карман, думая просмотреть позже.

На следующий день в ешиве раввин собрал всех студентов и сказал: “Вчера группа предателей распространяла среди вас книги. У кого эти книги есть с собой?”

Мы все встали. “Дайте их мне”, - потребовал раввин. Мы выложили перед ним порядка двадцати пяти книг и он, собрав их в охапку, на наших глазах бросил в  горящий камин. “Вот что вам следует делать, когда такая книга снова попадет вам в руки!”- сказал он. Я понял, что эти книги, вероятно, Новые Заветы, которыми пользуются христиане. “Нам абсолютно не о чем говорить с христианами!” - продолжал раввин, - пусть идут своей дорогой. мы не пытаемся обратить их в иудаизм, и они не должны стараться обратить нас в христианство! Но каждому из вас следует знать, - пристально оглядывая присутствующих, добавил он, - что с этого момента, каждый из вас, прикоснувшихся к этой проклятой книге, берет на себя кровь шести миллионов евреев, убитых Гитлером и кровь многих миллионов евреев, убитых крестоносцами и инквизиторами”. Это было страшное проклятие, и мы все в тот момент решились никогда больше не прикасаться к этой оскверняющей книге.

В ту осень, продолжая посещать вечерние занятия в ешиве, я поступил на физический факультет Киевского Университета. Комнату в общежитии я делил со своим близким другом, Игорем Чайка, которого звал только “Чайкой” с тем пор, как познакомился с ним в семилетнем возрасте.

Чайка был очень умным парнем, одаренным в физике и математике. Кроме того, у него было два побочных увлечения, приобретенных в последние годы обучения в школе: он читал Библию и слушал западный тяжелый рок. В то время в Советском Союзе оба эти дела считались весьма предосудительными, но Чайку каким-то образом угораздило пристраститься к ним.

Я помню тот день, когда он пригласил меня к себе домой и вытащил откуда-то довольно потрепанную на вид книгу. Это была Библия. Открыв ее, мой друг начал вслух читать мне, но непривычный стиль изложения со многими устаревшими славянскими словами и оборотами показался мне слишком сложным и скучным для понимания. “Как он может читать это!” - думал я. Однако всего за несколько месяцев Игорь от корки до корки прочел это старое Синодальное издание Библии и даже многое из него понял.

Другим своим  увлечением Чайка был обязан Алексею, одному из наших одноклассников, который в качестве подарка ко дню рождения однажды принес ему запись рок-группы AC/DC. Вскоре у Чайки появились также записи рок-группы Металлика.

Таким образом наша комната в общежитии Киевского Университета превратилась почти что в студию тяжелого рока, благодаря непрерывно грохочущей из магнитофонных колонок музыке и плакатам с изображениями музыкантов вышеуказанных групп, развешенных по стенам. Чайка наслаждался не только музыкой, но английским текстами песен, которые он пытался переводить. Знание Библии как-то пригодилось ему, когда он распознал некоторые библейские мотивы в песнях. “Послушай - ка! - воскликнул он, обращаясь ко мне однажды, - Они используют библейские слова и даже поют о Христе, но изображают Его все-таки в негативном свете”.

Оставаясь довольно равнодушным к музыке, я положительно оценил слова, соответствовавшие моей неприязни ко Христу. Я даже поделился с Чайкой некоторыми мыслями, почерпнутыми мною в ешиве и Ветхом Завете, в частности, объяснил ему мою теорию “маленького рога”, описанного в седьмой главе Даниила. И чем больше я слушал эту музыку, тем сильнее становилась моя ненависть к Иисусу Христу.

Однажды Чайка познакомил меня с двумя своими приятелями, Ильей и Игорем. Илья был поэт, и мы вчетвером любили собраться вместе, чтобы послушать его стихи, большая часть которых посвящена была теме смерти. Илья читал их нам, а мы  обсуждали почерпнутые из его поэзии эксцентричные теории и говорили ему о его огромном таланте и необходимости срочного издания его творений. Во время одной из таких встреч я поделился своей неприязнью к Иисусу Христу и рассказал друзьям свою теорию “маленького рога”. Выслушав меня, все пришли к выводу, что мне необходимо познакомиться с Гришей.

Вскоре после того Илья представил меня Грише, длинноволосому молодому человеку с недобрыми глазами. “Гриша сатанист”, - объяснил Илья. - “Я думаю, вы найдете много общего, потому что он тоже терпеть не может Христа. Его мечта - пробраться во Владимирский собор и как-нибудь по-страшнее осквернить его”.

Я проговорил с Гришей несколько часов. Я поведал ему о своей ненависти ко Христу и христианам, а он рассказал мне о своей любви к сатане. Послушав нас, Илья и Игорь окрестили меня “Иудой”, и вскоре среди металлистов и сатанистов Киева я стал известен под этим именем.

Время от времени сатанисты просили меня делать выступления против Христа на их собраниях. “Иуда, ты хорошо знаешь Библию, - говорили они, - Расскажи нам что-нибудь из Библии. Кто, по-твоему, Иисус Христос?” Они, хотя по-немногу читали свои сатанистские библии, но Ветхого Завета не читали никогда, потому им было очень любопытно, что там говорится. Я пытался было объяснить им кое-что из книги Даниила и, в частности, о “маленьком роге”, который, по моим представлениям, символизировал Христа, но им не хватало образованности, чтобы оценить мои исторические аргументы. Им просто хотелось, чтобы я говорил что-нибудь плохое о Христе, пока они будут потягивать спиртное из бутылок. Оставаясь в приятельских отношениях с ними, я осознавал, что на самом деле у меня очень мало общего с этой группой людей, состоявшей, по преимуществу из ограниченных выпивох и криминальных элементов.

Однажды, когда мы с Чайкой сидели в университетском кафетерии, он вдруг задал мне такой вопрос, от которого я чуть-было не свалился со стула. “Иуда, - сказал он, - ты когда-нибудь читал Новый Завет?”

“Никогда не читал и никогда не прочту”, - ответил я.

“Иуда, - засмеялся он, -это глупо. Ты можешь ненавидеть Христа, как и я, но это не значит, что тебе нельзя ничего знать о Его жизни. На самом деле, это интересно. По крайней мере, тебе стоит прочесть Нагорную проповедь. В ней много мудрых вещей”.

“Перестань, Чайка, - остановил я, - ты же знаешь, что я еврей. Я не могу брать в руки это барахло.”

Но Чайка был не из тех, кто легко отступается. “Если ты не можешь читать Новый Завет только потому, что ты еврей и должен делать только то, что положено еврею, то с таким же успехом ты можешь объявить, что не можешь больше водиться с нами, потому что мы не евреи”, - объявил он, показав рукой на друзей, которые сидели за столом.

Это было убедительно. Формально он был прав - я не должен был общаться с не евреями, как учил нас раввин в синагоге, но почему-то я относился к этому запрету не столь серьезно, как к запрету на чтение Нового Завета. Меня страшило проклятие раввина на всех тех, кто по своей воле возьмет в руки Новый Завет, и я не хотел, чтобы и на меня пала кровь миллионов погибших евреев. Но с другой стороны, я видел непоследовательность в том, что воздерживался от чтения Библии и в то же время близко дружил с не евреями.

“Ну же, Иуда, - настаивал Чайка, - ты же понимаешь, что я не пытаюсь обратить тебя в христианство. Но это такая тупоголовость, думать, что, если ты узнаешь что-нибудь об Иисусе Христе, то предашь свой народ. Ты не обязан верить Ему или следовать за Ним: просто это любопытно. Никогда не думал, что ты такой костный”. Мне было трудно осознать, что Чайка действительно очень серьезен, побуждая меня прочесть Новый Завет. Мы были знакомы почти всю жизнь и десять лет сидели за одной партой в школе, и никогда прежде он так не настаивал, чтобы я прочел что-нибудь. Однако, не желая лишиться его дружбы, я в конце концов пообещал взглянуть на запрещенную книгу.

 

Продолжение следует

Яков Шульзингер

Изображение: источник