Предлагаем вниманию наших читателей автобиографическую повесть, написанную Александром Болотниковым много лет назад под псевдонимом Яков Шульзингер.

Она вошла в класс и в тот же момент в нем водворилась полная тишина.

Ее звали Ольга Андреевна и это была наша новая учительница  по истории. Подобно горе она возвышалась над нами своим массивным телом и ее светло-голубые глаза быстро прощупывали сидящих за партами десятиклассников. Жена высокопоставленного офицера КГБ, Ольга Андреевна была не из тех, кого можно проигнорировать.

“Антипова Ольга”, - произнесла  она первую фамилию, раскрыв классный журнал.

“Я”- поднялась названная.

“Балалин Юрий?”

“Я”- последовал ответ.

“Шульзингер Яков?”

Услышав свое имя, я отозвался, как и все. Ольга Андреевна приостановилась: моя фамилия явно заинтересовала учительницу, и она сделала какую-то отметку обо мне в своем блокноте. Поскольку всем было известно, что после Революции многие евреи сменили фамилии, я полагал, что ей стало ясно мое еврейское происхождение. Перекличка продолжалась, и на эту тему в тот день уже ничего не было сказано.

“Мы с вами будем заниматься по учебнику История СССР”, - объявила Ольга Андреевна. “Это прекрасная, глубокомысленная книга, и я надеюсь, что каждый из вас основательно изучит ее. Здесь вы продолжите знакомство с трудами В.И. Ленина и его соратников, вождей нашей славной революции. Вам нужно будет внимательно прочитывать каждый параграф, чтобы быть готовыми к подробному пересказу прочитанного и ответу на любой мой вопрос”. После этого, объявив домашнее задание, она закончила урок.

Это был последний, десятый год моей школьной жизни, и я всерьез думал о своем летнем поступлении в институт. Сомнений, куда идти учиться, у меня не было - конечно же, я буду физиком.  Причиной тому во многом был любимый мой учитель, который высоко ценил мои способности к его предмету, занимался со мной индивидуально, и прочил мне, как физику, большое будущее.

А пока мне предстояло все же закончить десятый класс, и именно в этот год в школе появилась Ольга Андреевна.

На следующем занятии ее глаза, как и в прошлый раз, какое-то время холодно  блуждали по нашим лицам, пока, наконец, не остановились на моем. “Шульзингер!” - раздалось резко. - К доске. Посмотрим, на что ты способен.”

Я без колебаний вышел вперед. Историю я любил почти так же, как физику, и был хорошо приготовлен к ответу.

“Итак, что ты должен нам рассказать?” - спросила учительница. С готовностью я начал свой бойкий пересказ заданного, но скоро был остановлен на полном скаку. “Хорошо, хорошо, - поморщилась Ольга Андреевна, - значит ты все знаешь, не так ли? Тогда скажи-ка мне...” - и она задала вопрос совершенно не имевший связи с заданным  уроком. Припомнив пройденное прежде, я сумел дать правильный ответ. Последовал новый вопрос, затем еще один, затем еще...Выслушав мои очевидно удовлетворительные ответы, она отослала меня на место. Ее недружественное, саркастическое отношение озадачило меня.

На следующий день история повторилась. “Шульзингер, - вызвала она, - вчера ты хорошо приготовился к занятию.  Но давай-ка посмотрим, систематически ли ты это делаешь. Иди к доске!” Снова я стоял перед классом, снова давал требуемые ответы и видел, как с каждым разом все больше хмурятся учительские брови. Ольга Андреевна явно была разочарована, и я не мог ума приложить почему. После еще нескольких таких странных поединков она перестала вызывать меня к доске до конца учебной четверти.

Кроме  регулярных уроков истории Светлана Андреевна также постоянно проводила различные дополнительные занятия и дискуссии. Одна из таких проведенных ею лекций называлась “Внешний вид настоящего коммуниста”. “Настоящий коммунист, - говорила нам Ольга Андреевна, - продемонстрирует свои убеждения тем, как он одевается, что носит. Высокий уровень его морали выразится в том, что он будет одет в высококачественную, привлекательную одежду, произведенную на наших советских фабриках. Какая другая страна может производить такие теплые, удобные пальто, ноские брюки, легкие платья? Где еще позаботились о такой практичной и красивой школьной форме для юношей и девушек?” Мы молча смотрели на ее отличного покроя и качества платье, на подобранные в тон туфли из натуральной кожи. Ничего подобного среди  продукции советских фабрик мы никогда не видели.

“С другой стороны, - продолжала она, - какого сорта люди мечтают одевать провокационные, аморальные вещи, сделанные руками жестоко  эксплуатируемых рабочих Запада? Кто может отдать свою месячную зарплату за предложенные на “черном” рынке кроссовки, или, того хуже, джинсы?”

Класс безмолствовал. “Я скажу вам, что это за люди. Это люди без всяких моральных принципов. Это люди которым безразлично, что они таким образом также участвуют в эксплуатации бедных рабочих западными богачами! Они хотят подражать Западу.Зачем? Что там хорошего? Абсолютно ничего! Там наши враги!”

“Но знаете ли, - ее голос стал вкрадчивым и насмешливым, - знаете ли, что есть люди, которые мечтают уехать из Советского Союза и жить в капиталистических странах? Беспринципные, отвратительные люди?”

“Яша, - вдруг сказал она, поворачиваясь в мою сторону, - ты знаешь, что многие евреи сегодня эмигрируют в Израиль?” Ядовитая улыбка тронула ее кроваво-красные от помады губы.

“Да, слышал, - ответил я, - но какое все это имеет отношение ко мне или моей семье? Мои родители активные и преданные партии коммунисты. Мой отец заместитель директора завода. Мой дед во время революции поддерживал Ленина и был потом офицером НКВД. Ни у меня, ни у моих родственников нет ни каких-либо планов, ни желания эмигрировать. Поэтому мне не понятно, почему вы обратились ко мне.”

Она проигнорировала все сказанное мною и продолжала: “ О, это негодные люди. Эмигрируют в Израиль, а потом, когда видят, как там плохо, начинают просить наше правительство принять их обратно. Наше гуманное правительство принимает их, но теперь им нужно снова давать квартиры, обеспечивать работой, бесплатным медицинским обслуживанием, образованием - всеми теми благами, от которых они отказались, покидая страну”.

Полностью шокированный, я молча сидел на своем месте, не зная, что думать или говорить. Саркастическая улыбка преподавательницы появилась теперь и на губах многих одноклассников. Это было первое в моей жизни переживание открытого антисемитизма, переживание, от которого я почувствовал себя до болезни мерзко. На помощь мне пришел милосердно прозвеневший звонок. Я был рад, что следующим  уроком была физика, и нам предстояло встретиться Иваном Петровичем, который оценивал меня по тому, на что я был способен.

Несколько следующих недель прошли без каких-либо враждебных выпадов в мой адрес. Затем наступил день нашего последнего совместного посещения Ленинской комнаты, в которой я не был с тех пор, как нас принимали в пионеры. На этот раз мы отправились в Ленинскую комнату вместе со Светланой Андреевной.

Комната была убрана красными полотнищами и декорирована позолотой. На стенах висели фотографии вождя, а в книжных шкафах стояли его книги. Отдельно были выставлены манускрипты и рукописи. Благоговейная  атмосфера, казалось, никогда  не покидала этих стен.

Ленина я искренне любил. Когда-то мой дед поверил ему и безоглядно пошел за ним, сделав ставку на коммунистические идеалы. Мои родственники не раздумывая отреклись от своей веры, от своего еврейского наследия, от самой своей истории, чтобы вместе с ним идти в царство добра и равенства, которым им грезилась молодая Советская страна. Я был воспитан в глубокой приверженности коммунизму и мне не терпелось дожить до того дня, когда весь мир, наконец, увидит страшное лицо капитализма и выберет путь, указанный Марксом и Лениным. Читая газеты, я приходил в ужас от того, что творится в капиталистическом обществе, а раз, прочитав в Правде о трагической участи парагвайского коммуниста Майданы, лично, ходя от дверей к дверям, собрал 3000 подписей в его защиту. Если возможно было быть верным исповедником  коммунизма, то я был таковым.

“Вы заметите, - сказала Светлана Андреевна, когда мы вошли в священную для меня комнату, - что тематически все собранное здесь разделяется на три группы: Ленин в детстве, Ленин как молодой революционер, и Ленин, как руководитель Советского государства.” Она не спеша обращала наше внимание на различные фотографии и картины, упоминая о связанных с ними вехах биографии Владимира Ильича, и наконец остановилась на одном снимке, изображавшем Ленина в кругу его соратников.

“Многие из этих людей были единомышленниками Ленина, поддерживали его, вместе с ним боролись за победу Революции и затем руководили молодым Советским государством”, - рассказывала она. Потом ее голос неприятно изменился. “Но среди них был и предатель, - произнесла она, указывая пальцем на одно из лиц. Потом взгляд ее устремился на меня. “И этот предатель был евреем! - медленно и отчетливо проговорила она. - Он был злейшим врагом Ленина и хотел помешать ему в деле Революции!”

Все смотрели на меня. Все знали, что я еврей. Будто нож прошел через мое правоверное сердце. Я безмолвно пылал.

Да, я знал, что и Карл Маркс, и Яков Сведлов, и Лев Троцкий, и почти 70 процентов  ленинского правительсва были евреями, как и мои предки, которые отказались от всего, чтобы стать коммунистами. В той же самой комнате, где я клялся “любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин и учит Коммунистическая партия”, где я обещал бесстрашно защищать единственно верное марксистское мировоззрение, в той же самой комнате я получил мучительно горький удар лицемерия, удар, от которого вера моя начала гаснуть.

 Несколько недель я пребывал в страшном шоке, моя вера, мои идеалы с детства взлелеянные дедом коммунистом, воспитанные учителями за десять лет школы, разрушились, как карточный домик. Я не мог уже верить как прежде, но где искать истину? На этот вопрос я ответить не мог. Если уж  я еврей, то тогда, по крайней мере, я должен знать, почему большинство людей ненавидят меня.  С этим вполне определенным желанием я решил отправиться в Москву. От отца я слышал, что его двоюродный брат был когда-то раввином в этой синагоге. Будучи несколько раз в Москве мне ни разу не удавалось заглянуть туда. Однако я давно мечтал посмотреть на нее. Сейчас мои мечты стали приобретать целенаправленность. Может быть, там я найду ответы на свои вопросы.

 

Продолжение следует

 

Яков Шульзингер

Изображение: Антисионистская карикатура из журнала "Крокодил" №15 1972 г. источник