Город блестит, как леденец, но город еле живет.
Не энтропия - мира конец, в городе гололед.
Машины рвутся лоб в лоб, как зубры в Пуще
Троллейбус мотает словно плот, по Тиссе бегущий.

Тормоз. Вопли. Падение тел, стон из чьей-то груди.
Троллейбус будто совсем обалдел – дорогу преградил.
Выходят. Кто в ярости, кто в печали,
Задержкой в пути убиты.

Над головой дамокловыми мечами
Ледовые сталактиты.
Идут. Еле движутся. Всех шатает.
Жутковато сознаться:

Кажется в воздухе вирус летает
Потери координации.
Словно Петром отправился в путь -
Шагал по воде, как по суху,

Но возгордился и стал тонуть, И возопил к Иисусу.
А двигаться надо: закон о труде – Закон!
И, чтобы не упасть пляшешь гуляющим казаком,
Себя развинтивши на части.

Каких только плясок здесь не узришь,
Все возрасты им покорны:
Фокстрот и канкан, болеро и матчиш,
Гитаны с веером черным.

Безумные танцы с печальным концом.
Смещенье эпох и форм.
А в «скорой» весь день шальным сорванцом
Трезвонил телефон...

Но глупость людская сильней стихий:
Я знаю – у входа в здание
Усердный чудак, из служебных эхидн,
Фиксирует опоздания!

Захарий Белоцерковский