Солнечным апрельским днем мы с мужем гуляли по Подолу, весеннему Киеву, словно охваченному ароматным кружевом цветущих деревьев. Все дворы и обочины сияли ярко-белыми и нежно-кремовыми красками свежести и праздника, звучало птичье пение, солнечные лучи рассыпались в воздухе и заставляли щуриться то ли от света, то ли от счастья.
Кроме интересной прогулки по улицам Подола, которых мы еще не видели, нашей целью, как всегда у таких путешествиях, было открытие новых исторических мест. Оказавшись недалеко от Куренёвки, мы решили найти памятник, который давно хотели посетить…
Так, вскоре мы остановились на углу улиц Кирилловской и Петропавловской, на углу дома, где установлен памятник Анатолию Кузнецову, автобиографический роман которого «Бабий Яр» стал романом-документом о событиях в оккупированном Киеве и трагедии еврейского народа в Яре, склоны которого начинаются недалеко от этого места.
Небольшой мальчик, словно взволнованный и любопытный воробей, замер возле кирпичной стены, читая объявление, которое только что увидел. Мы встали за ним и, словно из-за плеча, тоже начали читать: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбищ). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и проч. Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян».
Увидев наш интерес, к памятнику подошли другие прохожие и тоже стали читать объявление. Читали, с печалью отходили. Вдруг, идя по улице, возле нас остановился высокий худощавый дедушка лет 85-ти, с большой белой бородой, в темном берете и с тростью.
— Жаль, что два народа были рассеяны па миру: цыгане и евреи, — сказал он.
В надежде, что у этого уважаемого пожилого человека есть для нас что-то важное об истории Второй мировой и Бабьего Яра, мы повернулись к нему.
— Цыгане... — продолжил он. — их рассеяли… Не помню, кто… А евреи… задалбали… их рассеяли римляне… Очень жаль, что рассеяли тагда, кагда ани были в Израиле. Их нада была бы тагда... всех…
Страшное осознание того, какую мысль хотел донести до нас дедушка, будто обдало ледяной водой.
— Вы знаете, о чем этот памятник? — спросил у него мой муж.
Тот утвердительно кивнул.
— Маладой челавек, их, гадов, нада была еще тагда всех, в Израиле… а то ани рассеялись… — выдохнул он праздничным перегаром вперемежку с досадой от неосуществленного римлянами тотального решения «еврейского вопроса».
— Вы читали его книгу? — спросил мой муж, указывая на воплощающего собой автора романа худенького мальчика, который продолжал читать объявление, ставшее приглашением на встречу с собственной гибелью десятков тысяч евреев «города Киева и его окрестностей».
— Да, давно.
— Сколько Вам лет? Вы видели то, о чем он писал?
— Маладой челавек, не Вам считать маи годы!
Он продолжал взволнованно и убежденно что-то говорить о том, как евреи стали причиной всех бед современного общества, избегая ответов на наши вопросы, не слыша наших слов, входя в раж.
Понимая, что дедушка погрузился в темный омут своих страшных убеждений, которые взращивал и утверждал годами, мы оставили его наедине.
Обернувшись через минуту, чтобы еще раз взглянуть на памятник, ставший очевидцем этой беседы, мы увидели дедушку, шагавшего вверх по улице и уменьшающегося в размерах. На своем посту стоял неизменный маленький мальчик, который, словно молчаливый великан, вопиюще свидетельствовал о том, что невозможно забыть…
Александра Обревко
Оригинал статьи на украинском языке facebook.com
Пам'ятник
Сонячного квітневого дня ми з чоловіком гуляли Подолом, весняним Києвом, наче огорнутим пахучим мереживом квітучих дерев. Усі двори та узбіччя сяяли яскраво-білими та ніжно-кремовими фарбами свіжості та свята, лунав пташиний спів, сонячні промені розсипалися у повітрі та примушували мружитися чи то від світла, чи то від щастя…
Окрім цікавої прогулянки вулицями та куточками Подолу, яких ми ще не бачили, у нас на меті, як завжди у таких подорожах, було відкриття нових історичних місць. Опинившись неподалік від Куренівки, ми вирішили знайти пам’ятник, який давно хотіли відвідати...
Так, незабаром ми зупинилися на розі вулиць Кирилівської та Петропавлівської, на куті будинку, де встановлено пам’ятник Анатолію Кузнєцову, автобіографічний роман якого «Бабин Яр» став романом-документом про події у окупованому Києві та трагедію єврейського народу у Яру, схили якого починаються неподалік від цього місця.
Невеличкий хлопчик, наче стурбований та допитливий горобець, завмер біля цегляної стіни, читаючи об’яву, яку щойно побачив. Ми встали за ним і, наче з-за плеча, теж почали читати: «Наказуеться всiм жидам мiста Киева i околиць зiбратися в понедiлок дня 29 вересня 1941 року до год. 8 ранку при вул. Мельника — Доктерiвськiй (коло кладовища). Всi повиннi забрати з собою документи, грошi, бiлизну та iнше. Хто не пiдпорядкуеться цьому розпорядженню буде розстрiляний. Хто займе жидiвське мешкання або розграбуе предмети з тих мешкань, буде розстрiляний».
Побачивши нашу зацікавленість, до пам’ятника підішли інші перехожі та теж стали читати оголошення. Читали, із сумом відходили. Раптом, крокуючи вулицею, біля нас зупинився високий худорлявий дідусь років 85-ти, із великою білою бородою, у темному береті та з ціпком.
— Жаль, что два народа были рассеяны по миру: цыгане и евреи, — сказав він.
Сподіваючись, що у цієї поважної літньої людини є для нас щось важливе з приводу історії Другої світової та Бабиного Яру, ми повернулися до нього.
— Цыгане... — продолжив він. — их рассеяли… Не помню, кто… А евреи… задолбали… их рассеяли римляне… Очень жаль, что рассеяли тогда, когда они были в Израиле. Их надо было бы тогда... всех…
Страшне розуміння того, яку думку хотів донести до нас дідусь, наче облило крижаною водою.
— Ви знаєте, про що цей пам’ятник? — спитав його мій чоловік.
Той ствердно кивнув.
— Маладой чєлавєк, их, гадов, надо было еще тогда всех, в Израиле… а то они рассеялись…— видохнув він святковим перегаром упереміж із прикрістю від нездійсненого римлянами тотального рішення «єврейського питання».
— Ви читали його книжку? — спитав мій чоловік, вказуючи на уособлюючого автора роману худенького хлопчика, що продовжував читати оголошення, яке стале запрошенням на зустріч із власною загибеллю десятків тисяч євреїв «Києва і околиць».
— Да, давно.
— Скільки Вам років? Ви бачили те, про що він писав?
— Маладой чєлавєк, не Вам считать мои годы!
Він продовжував схвильовано та переконано щось говорити про те, як євреї стали причиною усіх негараздів сучасного суспільства, уникаючи відповідей на наші запитання, не чуючи наших слів, входячи у раж.
Розуміючи, що дідусь поринув у темний вир своїх страшних переконань, які зрощував та стверджував роками, ми залишили його на самоті.
За хвилину обернувшись, аби ще раз поглянути на пам’ятник, що став очевидцем цієї бесіди, ми побачили дідуся, що крокував вулицею уверх та зменшувався у розмірах. На своєму посту стояв незмінний маленький хлопчик, що, наче мовчазний велетень, кричуще свідчив про те, що неможливо забути…
Олександра Обревко
Джерело: facebook.com
Пожалуйста, говорите о статье, а не о Ваших религиозных убеждениях.
Согласно правилам boruh.info любой комментарий может быть удален или сокращен модератором без объяснения причин.
Пожалуйста, не размещайте комментарии в стиле «а вот ссылка на мою статью». Такие комментарии могут публиковать только авторы.