В своей книге «Око разума» невролог Оливер Сак опиcывает необычный случай с его пациенткой Сью Берри, которая с годами научилась видеть окружающий мир в новой перспективе.
С детства у нее развился сильный стробизм (косоглазие), но операция поправила ее неровный взгляд и внешне все выглядело вполне благополучно. Так она жила ничего не подозревая до тех пор, пока уже в калледже проверяя зрение ей сказали что у нее отсутствует бинокулярное зрение. Ее мозг никогда не научился сопоставлять изображение с обоих глаз в одно объемное, трех-мерное изображение. Ее мозг выбирал между двумя перспективами – изображение одного глаза игнорируя другой. В результате окружающий мир представлялся для Сью плоским, как картина висящая на стене или телевизионный экран.
Обычно нормальное зрение – бинокулярное или стереоскопическое, когда ваш мозг объединяет увиденное каждым глазом.
Для Сью, как она считала, это не представлялось большой проблемой по сравнению с прошлым косоглазием потому, что она приспособилась оценивать глубину и расстояние другими способами. Единственно, она не всегда понимала возгласы окружающих «вау...» или «ух-ты...», когда находящиеся рядом с ней люди смотрели на изумительные природные пейзажи, величественные горы или огромные устрашающие ущелья...
Так продолжалось пока она не начала специальную терапию по коррекции зрения. Много месяцев она делала упражнения тренирующие ее глаза фокусироваться вместе, и казалось, что все усилия напрасны и мало что изменяют. Но вот однажды, после обеда, она села в свою машину, и была поражена увиденным – руль ее автомобиля как-то «странно» удалился от панельной доски... В течение нескольких последующих дней Сью познавала окружающий мир доселе неизвестным ей новым способом. Трава «подскочила» вверх от земли, цветы стали объемные а не плоские как на картине, виноград лежащий перед ней на столе как-бы приподнялся в воздухе над тарелкой. «Я совершенно себе не представляла, чего лишалась, говорила Сью. Обыкновенные вещи выглядели необыкновенно!
Она писала: «Теперь я могу видеть расстояние между каждой снежинкой, которые вместе кружаться в вихре веселого танца. В прошлом, снег падал передо мной белой простыней; раньше, я просто наблюдала снегопад, а сейчас я вижу себя окруженной сверкающими снежинками. Впервые испытав это, я была охвачена неимоверным очарованием и радостью.»
«Я и Отец – Одно!»
Чем больше мы узнаем об Иисусе, когда серьезно исследуем Писание, тем яснее понимаем, что наши внутренние глаза нуждаются в подобном «бинокулярном зрении». Образ Христа, который мы получаем из Нового Завета должен совпадать и сливаться воедино с Небесным Отцом, Который открыл Себя в Ветхом Завете. Разве Господь не ясно провозгласил: «Я и Отец ОДНО!» (Ин. 10:30)
Очень часто наши внутренние глаза удерживают разделенное видение. Очень многие сегодня представляют себе что Иисус – это Господь, который любит грешников и поэтому пришел их спасти, а в контрасте им представляется строгий Ветхозаветний Бог-Отец.
Привычка разделять и противопоставлять жестокого Бога Израиля с любящим Христом пронизывает, к сожалению, всю христианскую историю.
Корни этого уходят довольно глубоко во времени. Ранне-христианский богослов Маркион (85–160), живший меньше чем сто лет спустя смерти Иисуса, пропитанный греко-римскими гностическими идеями, развил до крайности богословие «двойного зрения», разделив и противопоставив Бога Ветхого Завета по отношению ко Христу. Маркион представлял Христа как Того, Кто пришел и Своим подвигом победил и отнял власть у Бога Израиля заменив Его Собою. Маркион предложил полностью отказаться от Ветхого Завета и признавать лишь Новый Завет и то – частично.
Если вам нравятся идеи Маркиона, возможно вы удивитесь, что он был в числе первых, кого ранняя церковь объявила еретиком, а его учение ересью. В середине 2-го века, Церковь еще хорошо понимала заявление Христа: Всякий, кто видел Меня, видел и Отца» (Ин. 14:9;) и слова апостола Павла, который учил, что Христос есть «образ Бога невидимого» (Кол. 1:15;)
Что же такого неправильного было в учении Маркиона? Что ранняя церковь хорошо знала такого, чего мы сегодня не знаем, забыли и не понимаем? К кому обращался Иисус в своих многочисленных молитвах? К Кому Господь учил обращаться своих учеников? (молитва Отче наш). Почему у ранней церкви не было проблем с Богом Израиля? У них что, был другой Бог и другая религия, отличительная от нашей?
Согласитесь, на чаше весов серьезные вопросы. Апостол Павел советует периодически задавать себе острые вопросы: 2Кор. 13 главе: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы;» Но как испытать и проверить? Проверить можно только Священным Писанием! Вопрос – каким? Одни скажут: всей Библией, другие: Ветхим Заветом, третьи: Новым Заветом. Кто прав и у кого спросить? Есть смелое предположение – давайте спросим у Христа и Апостолов, смею предположить, что это для христианина это серьезный аргумент. Иисус говорит: « Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне.»(Ин.5:39). Павел – апостол язычников пишет: А ты пребывай в том, чему научен и что тебе вверено, зная, кем ты научен. Притом же ты из детства знаешь Cвященные Писания, которые могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса. Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен.(2Тим.3:14-17)
Возможно, для кого-то это прозвучит как открытие века, или новость способная повергнуть в шок, но Священные Писания, о которых говорил и часто цитировал наш Господь Иисус Христос, и на что ссылался апостол язычников, да и все другие Новозаветние авторы – это исключительно те книги, которые сегодня мы называем – Ветхий Завет! Вопрос простой логики: с кого, дорогие христиане, будем брать пример? С Иисуса и Апостолов или с того к чему привыкли – свои отцы церкви и своя христианская традиция...
У Апостольской Церкви такой проблемы не существовало, Церковь быстро за такие вещи отлучила горе-богослова Маркиона от Тела Христова. Раннехристианская церковь никогда не противопоставляла Бога Израиля с Господом Иисусом и Ветхий Завет с Новым, возможно потому, что у них не существовало таких понятий как Ветхий и Новый Завет применяемый ко Священному Писанию.
На самом деле, проблемы не должно быть и у нас, если мы, относимся к Его Слову ответственно и серьезно. Чем больше мы слушаем Христа «ушами» Его еврейских учеников, тем яснее понимаем, что Бог Израиля выглядит все больше и больше как Христос, а Иисус выглядит все больше и больше как Его Небесный Отец. Если у нас будет здоровое библейское «бинокулярное» видение о Боге, тогда все другие вопросы, которые разделяют христианство, такие например как: закон и благодать, ад и рай, чистая пища и нечистая, Пятидесятница и говорение на языках, и т.д. – будут видны в правильном ракурсе, ясно, объемно и понятно.
Раздвоенный Бог
Влияние Древней Греции на мир и на христианство трудно переоценить.
Греческая классическая философия произвела огромнейшее влияние практически на все религии мира. Идеал Стоиков выраженный в древне-греческом аппатия – достижение высшего состояния свободного от всех страстей и чувственности, впитали в себя будущие богословские школы и направления. Многие Греко-Римские философы видели в эмоциях плотскую слабость и зло, в отличие от безразличия и невозмутимости мудреца, стоящего выше удовольствий и страданий, с точки зрения разума. Отсюда, в их умах, Бог не может быть настолько слабым, чтобы испытывать чувства и эмоции. Бог должен быть аппатичный и свободный от таких эмоций как печаль или злость свойственных плотским людям. Бог Аристотеля был «основным началом», но при этом оставался неподвижным – он не эмоционален и исключает всякую чувственность.
Основные проблемы Маркиона по отношению к ВЗ пришли от факта, что Бог Израиля не вписывался в классические философские представления. Маркион полагал, что Христос пришел чтобы освободить нас от изменяющегося, мстительного Бога. Даже Отцы церкви, которые противостояли Маркиону соглашались, что истинный Бог должен быть трансцендентный, хладнокровный и спокойный. Климент Александрийский (150-215 годы) проповедовал, что христиане должны уподобляться Божьему совершенству во всех деталях повседневной жизни: сидеть правильно, говорить тихо, воздерживаться от страстей, смеха, эмоциональных порывов и т.д.
Идея, что эмоции являются нерациональными и неестественными пришла от Греко-Римских философов, и на протяжении тысячелетий оказывала влияние на христианскую теологию. Поэтому эмоциональность Бога Ветхого Завета смущает современного верующего. Но что если мы посмотрим на Бога Израиля с перспективы Ближнего Востока, чье представление отражает Его эмоциональную реальность?
История о блудном сыне в Луки 15:11-32 в оригинальном контексте может пролить свет на разницу в нашем мышлении. Мы все знаем эту классическую притчу Иисуса.
Кого представляет отец в притче Христа? Мы все хорошо понимаем, что отец представляет Бога. Добрый, милосердный, любящий, долготерпеливый отец блудного сына может показаться нам совершенно отличительным от того Бога, которого мы «нашли» в нашем Ветхом Завете. Удивительно, но более чем один христианский комментатор заключает, что Иисус описывает здесь нечто совершенно новое и даже укоряет Своих слушателей, которым лишь известен мстительный Бог Израиля. Но если вы слышите притчу Иисуса в библейском контексте и рассматриваете ее во свете Писаний, вы найдете совершенно противоположное.
Исследователь Кен Бейли (Kenneth E. Bailey on Jesus through Middle Eastern Eyes) обнаружил в этой притче много неожиданного и интересного, когда изучал культурные традиции Ближнего Востока. Но об этом - во второй части статьи.
Валерий Ручко
Миннесота