Было время, когда диалог был еще возможен. Люди путешествовали с места на место, а в субботу на собрании в синагоге они могли многое обсудить. Разговор был интересным.
Первые слова оратора привлекли внимание всех. Как хорошо он говорил! Разговор касался некоего Мессии. Таким образом, пришедшие поклониться внимательно следили за дискурсом раввина, гостя из Иерусалима. Еврей, подобный им, он говорил на их языке и основывал свое выступление на их хорошо известных библейских критериях. Мессия, о котором он говорил, может быть узнан в текстах, которые они читали и день за днем искренне изучали.
Уже становилось трудно быть "евреем". Притеснение и иго было тяжело сносить. Всюду евреи были пришельцами. Поэтому Священное Писание стало желанным утешением. Люди отчаянно хватались за это утешение. Писание читали и любили, и принимали близко к сердцу. И чем больше раввин на платформе говорил, тем более ясными становились многочисленные тексты из древней традиции. Их знали наизусть, и слушатели повторяли их в унисон. Может быть, говорящий был прав! Кто знает? Может быть, Мессия уже пришел. Слова странствующего раввина были логичными и ясными. Незнакомец не говорил ничего псевдо-мистического в поиске сенсаций. Уравновешенный, серьезный, знающий, казалось, он знал, о чем говорил. Итак, люди обратились к свиткам наиболее известных учителей.
Новости, принесенные незнакомцем, казались правдоподобными. Были молитвенные размышления и молитвы, и дальнейшая проверка текстов. После продолжительного обсуждения снова советовались с визитером. Наконец, сердца утвердились в этой хорошей вести: Тот, которого люди ждали, пришел! Маран Афа: "Наш Господь пришел". Жизнь изменилась и наполнилась верой, любовью и надеждой. Жизнь отныне была сосредоточена на нем. Спасение пришло – теперь уже точно. Пусть он скоро вернется! Люди стремились к нему. Выражение на арамейском «Маран Афа» также использовалось в пылких молитвах: "Господи, я молю Тебя, приди!" Повседневная жизнь основывалась на этой теме. Выражение стало приветствием. Господь, - было прочувствовано и пережито, - очень близко.
И еще все эти евреи оставались евреями, на самом деле ничего не изменилось. Мессия, которого они приняли, был тем, которого их отцы провозглашали в словах и песнях. Это был, фактически, повод для возвращения через столетия к возобновлению Вечного завета. Они думали самое лучшее о том, чтобы обновить свои корни. Когда они вспоминали о том, которого называли Спасителем, иудео-христиане думали о Боге жизни, о Боге, с Которыми было хорошо идти по жизни, о Боге, Которого можно любить. Это был Бог Израиля, великий Бог, Которому они продолжали служить. Каждую субботу они с единоверцами собирались для богослужения, для обмена идеями, для совместной трапезы.
Времена были действительно счастливыми. Люди стали мечтать, чтобы это никогда не кончилось. Когда кто-то встречал старого знакомого на перекрестке, эту историю рассказывали снова и снова. Друзья слушали, были заинтригованы, заинтересованы. Иногда, конечно, они были в шоке, огорчены, несчастны, уходили своей дорогой, бормоча свои возражения. Но никогда это не вызывало ужас или скандал.
Еврей, перешедший в христианство, еще не становился предателем. Тем не менее, в один прекрасный день христианство начало менять свое лицо. Его лидеры были опьянены успехом. Компромисс казался возможностью для повышения еще большего успеха. Христиане становились все более и более многочисленными, приемлемыми, богатыми и влиятельными. Гордость стала обычным духом многих. Именно тогда, с презрением к своим корням, христианство отвернулось от них, и стало искать другие корни. Церковь приняла другое прошлое, другие обычаи и другие законы. Все возможное было сделано для того, чтобы отделить христианство от иудаизма и разорвать любые отношения с евреями.
Была создана новая религия, так как многие христиане стремились отказаться от старой. Новое должно отличаться от старого - даже в противовес ему. Евреи соблюдали субботу? Воскресенье было выбрано, чтобы заменить ее. Даже изменили дату Пасхи, чтобы христианское празднование не совпадало с еврейским. Евреи поклонялись могущественному и всемогущему Богу? Был создан изнеженный образ восковой куклы Иисуса. И справедливость, и праведность были заменены словом "любовь". Эта любовь была не настоящей, которая вытекает из глубины сердца, мужественной и искренней. Скорее это была мошенническая, жеманная, лицемерная любовь – любовь, хотевшая быть любовью без истины. Это стало известно в качестве так называемого «христианского милосердия». Евреи верили в живого, невидимого Бога? Вскоре всюду появились искусно вырезанные статуи бога в вечных мучениях. И религия жизни, знакомая Израилю, была заменена религией смерти. Праздничные дни древних веков были отмечены насмешками, а радость жизни - заменена зловещими церемониями, символизированными орудием смерти и пыток. Возник совершенно новый менталитет – скорби, глубокого смирения и табу.
Возникла новая цивилизация, в которой еврей стал пришельцем, принадлежащим к другой расе. А Иисус вдруг перестал быть евреем! Он был создан блондином с голубыми глазами. В своих стараниях люди зашли так далеко, что пытались доказать, "научно" его нееврейское происхождение. Христианство, как говорилось, не имеет никакого отношения к иудаизму. Что касается Ветхого Завета, его отнесли к категории древних, ненужных документов, не заслуживающих доверия.
С течением времени трещина стала пропастью. Казалось, новая религия была полностью поставлена в оппозицию к старой. В каждом случае новая религия должна была стать всем тем, чем не была старая. Появилась неизбежность. В сердце еврея родилось неуважение ко всему, чем стала новая религия. Чувство ненависти с обеих сторон стало почти обычным явлением. Выдвигались следующие идеи в этом отношении. Например, евреи были обвинены в самых страшных преступлениях. Говорилось, что они виновны в казни Бога! Вскоре евреев стали проклинать, затем их стали преследовать охотиться, а затем их заставили покинуть собственные кварталы, а затем отправили и в газовые камеры. И все это было сделано с чистой совестью: "Gott Mit Uns [Бог с нами]".
В начале ситуация была совсем иной. Когда Павел обращался к верующим, он мог ожидать некоторого успеха. Евреи слушали его, и многие из них крестились. Этот обряд, который в то время практиковался в иудаизме, вовсе не означал отказ от еврейского происхождения и принятие новой религии. Он предполагал, скорее, стремление к очищению и решение жить в более полном посвящении Богу Израиля. Но времена изменились. Христианство избавилось от всего, что могло напомнить о своем еврейском происхождении, и при этом, оно потеряло свое истинное лицо. И еврей попал в ловушку в этом развитии.
Хотя христианство отказалось от иудаизма, даже ставило себя в оппозицию к нему, иудаизм ушел в противоположном направлении. Как реакция, все, что могло бы предположить близость с церковью, было исключено из его духа. Христиане читают Библию? Тогда пусть еврей будет делать акцент на устную традицию. Христиане призывают имя Иисуса из Назарета? Тогда пусть еврей ничего не говорит о нем. Даже произнесение его имени было бы кощунством! И даже на ум не приходило, что было бы хорошо обратиться к источникам и точно узнать, о чем идет речь. Этот вопрос был решен заранее: он не может быть Мессией. Почему нет? Доказательство было очень простым: Иисус из Назарета был Мессией христиан! И ко всему этому Священное Писание читалось с различным толкованием. Христиане предложили личного Мессию? Тогда усилия будут направлены на создание рамок Мессианства, основанного на всем Израиле.
Не будет преувеличением сказать, что евреи с христианских времен создали хорошую часть своего богословия, культуры и менталитета в сознательной оппозиции к христианству. Можно было бы даже задаться вопросом, не обязаны ли они частью своей идентичности этому вековому противостоянию. С богословской точки зрения, еврейский ученый Майкл Вышгород (Michael Wyschogrod) отметил поляризацию между двумя религиозными общинами: "Чем больше христианство развивало доктрину воплощения, тем больше иудаизм развивал учение о трансцендентности. Я твердо убежден, что это не является услугой иудаизму. Я не спорю, что эта тенденция в иудаизме является исключительно результатом реакции на христианские идеи. Но она, по крайней мере, частична, и существует ситуация, в которой обе религии нанесли ущерб друг другу" (Michael Wyschogrod, "A Jewish View of Christianity," in Rabbi Leon Klenicki, ed., Toward a Theological Encounter: Jewish Understandings of Christianity. New York: Paulist Press, 1991), 113-114.
Этот автоматический эмоциональный отказ основан на веках страданий и угнетения. Парадоксально предположить, что их мышление и духовная судьба все еще зависят от христианства. Потому что их идентичность остается идентичностью реакции. Их отказ происходит больше из их реакции на христиан, чем из их еврейства. Действительно, "Быть евреем" должно означать больше, чем просто быть нехристианином - быть в оппозиции христианству. С другой стороны, христиане должны понимать, что они являются самой причиной того, почему евреи не могли принять Иисуса как Мессию. Это было не потому, что они упрямы или потому, что Иисус не соответствует их еврейским мессианским идеям. История происхождения христианства рассказывает нам, что, наоборот, первые христиане, несомненно, все были евреями, и их было много. Письменная еврейская традиция раскрывает, кроме того, значительные природные склонности к христианской вести. Раввины не были далеки от идеи о Мессии, как она понимается в Евангелии (Doukhan, The Messianic Riddle).
Но разрыв пришел. Христианство, чьи корни происходят из Израиля, приняло еще один закон и стало врагом - гонителем. Все это сделало практически невозможным диалог евреев и христиан. Только тогда, когда христиане в истинной Тшуве (покаянии) вернутся к своим еврейским, оригинальным корням, переоценят ценность Торы, не только как богословское или духовное упражнение, но на самом деле, конкретно, ее значение в их существовании, только когда христиане признают природу зла антисемитизма и будут делать все, чтобы искоренить его из своих сердец, их уст и доктрин; только тогда, когда христиане признают богословское право евреев быть Израилем и не будут претендовать на него в то же время, и на то, что они являются "истинным", "духовным", и "новым" Израилем, который заменил старый; и только когда христиане будут признавать и уважать культурную и религиозную индивидуальность евреев, даже тех евреев, которые присоединились к ним в их вере и их мессианских надеждах, и не будут пытаться отчуждать их, чтобы преобразовать их по своему образу и заставить их поклоняться, думать и вести себя так, как они привыкли, но вместо этого учиться у них, с тем, чтобы обогатить свой собственный христианский опыт и обновить свои еврейские корни, только тогда евреи будут рассматривать возможность диалога.
Весь этот сценарий Церкви и Израиля приближения к друг к другу вместо традиционного реагирования и удаления друг от друга, представляется просто утопией, если рассмотреть историю сегодня после Холокоста и создания Государства Израиль.
Но история любит иронизировать. С этим скептицизмом и подозрительностью, Холокостом и созданием Государства Израиль, был парадоксально подготовлен новый климат для еврейско-христианской неожиданной встречи. Холокост открыл церкви ужас своего беззакония, и через этот новый позор христиане обязаны пересмотреть свои отношения с евреями. С другой стороны, государство Израиль освободило евреев от внутренних рефлексов и реакций на христиан. Может быть, в эти времена диалога, открытости и неожиданных событий, двое бывших врагов внезапно проснутся и поймут, что они нуждаются друг в друге не только для их взаимного спасения, но и для спасения мира, и, переступив гордость своими институтами, начнут осознавать свою ответственность как свидетелей великого Бога?
Жак Дюкан, D.H.L., Th.D.
Публикуется с сокращениями
Вместо послесловия.
История из Талмуда по межрелигиозному диалогу.
Мишна сообщает о спорах между римлянами и евреями. Римляне спросили евреев: "Если Бог не желает идолопоклонства, почему он не разрушит его?" Евреи ответили: "Если бы человечество поклонялось объектам, не нужным для Вселенной, Бог бы разрушил их. Но так как они поклонялись солнцу и луне и звездам, и деревьям, разве должен был Бог уничтожить Свою работу из-за их глупости?"
Перевод с английского Александры Обревко
